представления о репрессиях
и политических преследованиях
в России

о проекте

В последние годы масштаб и разнообразие репрессий усиливается. По данным ОВД-Инфо на 23 января 2025 года, за антивоенные действия по уголовным статьям преследуют 1 155 человек, а по административным — более 10 тысяч.

удаётся ли правозащитным организациям и независимым медиа освещать тему политических репрессий для широкой аудитории или их слышат только люди, уже говорящие на том же языке и разделяющие те же ценности и взгляды?

Как представители разных групп понимают репрессии и политические преследования? Как люди определяют, является ли тот или иной случай репрессивным?

Это исследование описывает, как люди с разной степенью погружённости в тему политических репрессий воспринимают и понимают их.

На основе наших наблюдений и выводов мы также предлагаем правозащитникам и независимым медиа рекомендации по коммуникативным стратегиям, которые помогут повысить читаемость материалов и эффективнее вовлекать разные аудитории.

Исследование выполнено по заказу правозащитного проекта ОВД-Инфо.

ключевые слова: политические репрессии, политическое преследование, логики оправдания

несколько общих замечаний
о демаркации репрессий

1) Логика определения политических преследований/репрессий укоренена в степени погружённости в тему.

Но, чтобы тот или иной случай был воспринят как политическое преследование, он должен обладать некоторыми опознавательными знаками репрессий, среди которых:

кратное несоответствие наказания поступку,
невинность и политическая подоплёка поступка,
необоснованность обвинений,
мотивация и позиция преследуемого,
государство как пострадавшая сторона.

2) В некоторых случаях в правозащитном сообществе и в публичном пространстве нет консенсуса по поводу определения того или иного преследования как политически мотивированного. Например, сложности вызывают случаи преследования политических противников и тех, кто совершил насильственные действия.

3) Инструменты политических преследований, характер и масштаб обвинений динамичны. Заметна положительная динамика как после вторжения России в Украину, так и после объявления «частичной мобилизации». Хорошо информированные граждане более чувствительны к характеру и последствиям изменений, чем хуже информированные. Подробнее о том, кого мы называем хорошо информированными гражданами см. раздел «Методология».

восприятие репрессий

Поговорив с людьми, в разной степени знакомыми с информацией по теме репрессий, мы сконструировали условный путь от человека менее погружённого в тему столкновений с государством к более погружённому .

Такое наказание — абсурд, и это возмущает.png

Этапы пути можно описать так:

Есть респонденты, принципиально отказывающиеся давать оценку приговору, поскольку они видят непреодолимый барьер между своим опытом и вопросами суда и справедливости в целом. Также мешать погружению может представление, что обсуждаемые кейсы являются редкими и единичными случаями, ненужным новостным шумом. Здесь контакт с темой отсутствует.
Человек, готовый оценивать, но не ставящий под сомнение правоту государства и решения суда. Легализм в этой логике преобладает над другими вариантами объяснения или над эмпатией: суд дал оценку поступку, и этой оценкой следует руководствоваться.

Поступок наказанного видится заведомо нарушающим правила игры, установленные государством и известные всем. Право на протест не признаётся — он кажется бессмысленным, опасным, оскорбительным. Это можно назвать позицией «ограниченной гражданственности». Важно учитывать, что согласие с приговорами суда — это доверие к силе государства, а не персональное желание жестокого ответа для «нарушителей».
На «следующем» этапе протест также видится дерзостью и глупостью, необдуманным поступком. Но героям уже сочувствуют. Появляется интерес к мотивации поступка. Даже хуже информированные респонденты предполагают — при их доверии к суду в целом, — что приговор вынесен без глубокого честного погружения в природу поступка.
Следующий условный шаг на пути к большей различимости репрессий — точка, где информация о конкретных мотивах и убеждениях позволяет уважать героя истории и солидаризироваться с ним. Если человек попал под репрессии благодаря настойчивости в проявлении гражданской позиции, это делает его видимым одновременно и для государства, и для гражданского общества. Поступки, ставшие причинами наказания, представляются как неудобные для государства и направленные на заботу о других. Например, объясняют, что врача уволили за её отказ следовать вредным для пациентов протоколам, а те, кто попытался поджечь документы в военкомате, могли бы уберечь сотни семей от службы.
Информированные о репрессиях респонденты и эксперты объективировали обсуждаемые ситуации репрессий как абсурд. К выводу об абсурдности наказания приходят и хуже информированные респонденты, часто через сопоставление принципа свободы слова и штрафа за слова, или реагируя на величину срока заключения в тюрьме.
Однако различающий репрессии человек, особенно не участвующий в практиках, потенциально способствующих изменению ситуации (правозащита, аналитика, журналистика и т.п.), может прийти к апатии и построению барьера между собой и новостями о репрессиях. Обилие однотипных случаев и неспособность влиять на них вызывает «притупление чувств».

правозащита

Некоторые особенности нарративов о репрессиях в правозащитном сообществе:

Определение того, что является политически мотивированным преследованием, — результат коллективной работы правозащитных организаций и активистов. Критерии, на основании которых сотрудники правозащитных организаций принимают решения о работе над тем или иным случаем, как правило, не являются формально и детально документированными, а, скорее, существуют в виде неявного знания (tacit knowledge). Решения по спорным случаям принимаются коллегиально и способствуют внутренней рефлексии и изменениям.
Внутри правозащитного сообщества существует специализация и разделение сферы экспертизы и поля деятельности. Как правило, экспертиза, помощь и поддержка строится на основании сервисной помощи определённой группе преследуемых (например, задержанные на уличных акциях, преследуемые по статьям за преступления против государства и т.п). Сервисами в таком случае становятся услуги, которые решают наиболее критичные для этой группы проблемы.
Публичность и необходимость в медиарепрезентации своей работы влияет на операционную деятельность правозащитных организаций и инициатив. Аудиторией правозащитников являются не только те, кому они уже оказывают или могут оказывать помощь, но и широкая общественность, а также потенциальные доноры. Это влияет на то, какие случаи берутся в работу, какие проекты организации приоритизируются и как принимаются стратегические решения.
Сложности, затрудняющие работу правозащитников, включают эскалацию политически мотивированного насилия, усложнение репрессивного аппарата и снижение предсказуемости легального поля, а также политические преследования самих правозащитников.
Стало сложнее доверять правозащитникам. Риск попасть под политическое преследование вынудил многие правозащитные организации покинуть Россию и продолжать работу из-за границы. В результате правозащитникам и их аудиториям в России всё сложнее поддерживать контакт из-за разрывов в восприятии реальности и друг друга. Физическая разобщённость препятствует построению и укреплению сетей солидарности и взаимопомощи, которые могли бы быть использованы для противостояния репрессиям.

рекомендации по публичным коммуникациям

Аудитории

Хуже информированная аудитория — те, кто потенциально может подвергнуться преследованиям или/и участвовать в практиках помощи и солидарности.

В силу увеличения объёма и непредсказуемости преследований, политически не вовлечённые граждане также имеют риски подвергнуться преследованиям. Им может быть сложно помогать: они не знают, как вести себя с правоохранительными органами, доверяют правоохранительной системе и её представителям, не доверяют правозащитникам. Поэтому выстраивать коммуникацию с ними необходимо заранее.

Эта аудитория не читает независимые медиа, но следит за региональными и городскими новостями, поэтому tone of voice должен соответствовать. Релевантность информации о репрессиях должна обосновываться через то, как репрессии касаются именно их и сообществ, к которым они чувствуют принадлежность. А информирование должно сопровождаться конкретными рекомендациями и инструкциями по защите себя и близких.
Аудитория, не потребляющая новости или не потребляющая их в интернете.

Доступ к такой аудитории возможен только опосредованно, через уже имеющуюся аудиторию, или через такие источники информации, как местные газеты, радио и телевидение. Основным риторическим приёмом при коммуникации с ней должно стать информирование, а не переубеждение, избегание политических маркеров и нового для неё языка, интеграция в другие темы, которыми люди интересуются в повседневной жизни: культура, новости города, цены на продукты (т.е. полезно апроприировать язык государственных СМИ. Пример этой стратегии — газета «Женский взгляд», ex. «Женская правда»).
Хорошо информированная аудитория — те, кто уже осведомлен о политических преследованиях, и/или выбирает стратегию избегания встречи с ними в потребляемом контенте.

Для такой аудитории подойдёт разделение на аналитическое информирование и более личные, эмоциональные истории о тех, кого преследуют. В результате те, кто избегает информации о политических преследованиях из-за эмоционального выгорания от негативных новостей, не пропустят практически значимую информацию, необходимую, чтобы оставаться в курсе и действовать безопасно. Они смогут сами регулировать уровень эмоционального погружения в тему. Этой аудитории также требуются предложения по способам действия в повседневной жизни — как можно помочь пострадавшим, сопротивляться репрессиям и обезопасить себя.
Эксперты, с которыми нам удалось поговорить, указывали на важность взаимодействия с аудиторией за пределами России — уехавшими россиянами и иностранной аудиторией. Это потенциальный ресурс финансовой помощи и другой поддержки, которую можно мобилизовать в случае необходимости.

Что представлять в качестве репрессий

Представляя репрессии, можно опираться на логики аргументации, различая и предоставляя информацию по каждому из элементов логик — наказанию, поступку и деятельности преследуемого, обоснованности обвинения, роли государства.

Важно описывать различные варианты оснований репрессий, расширяя понятие политического: не только подавление инакомыслия, но и, например, пресечение гражданского активизма, барьеры для построения сообществ, контроль публичных нарративов, использование политики в целях бизнеса и пр.

Стоит открыто, коротко и чётко показывать основные атрибуты или варианты интерпретации политических репрессий, а также ситуации, в которых репрессии могут возникать — например, в обычной жизни человека, не связанного с политикой или активизмом.

Как представлять репрессии

Основное в подаче информации — построение пространства диалога или самостоятельного размышления реципиента. Многие отмечают, что информация о репрессиях часто заявлена как факт, с которым они могут согласиться или нет, но не хватает возможности задать больше вопросов или «принять» репрессивность частично, на основе согласия только с некоторыми из представленных аспектов.
Важно, чтобы при знакомстве с информацией человек знал, что выводы он делает самостоятельно, и у него не возникало бы чувства манипуляции. Любая напрямую не связанная с делом деталь может быть воспринята как манипулятивная, искусственно подталкивающая к эмпатии. Например, один из респондентов отметил ощущение понуждения пожалеть героев кейса, поскольку указано, что те музыканты. Вероятно, стоит отдельно изучить, что может считываться различными аудиториями в качестве манипуляции в представлении информации о репрессиях.
Навык распознавать ситуацию как репрессивную растёт поэтапно и включает множество различных аспектов, поэтому важно либо таргетировать материалы, либо предоставлять максимальное объяснение произошедшего — чем руководствовался преследуемый, а чем — следствие, какова практика наказаний за схожие поступки вне ситуации политического преследования и т. п.
Другой вариант — сегментация и таргетирование информации о репрессиях по типу читателя или возможность фильтровать случаи репрессий по тем или иным характеристикам — по профессии (интересует многих), землячеству, семейной ситуации, возрасту и т. п. Использовать сети сообществ для распространения информации о преследованиях (например, «перешлите своим коллегам и другим врачам»). О том, что в первую очередь хотелось бы знать о «своих», нередко говорили сами респонденты — это даёт представление о близости, реальности политического преследования.
Не погруженному в контекст человеку может быть сложно поверить в невиновность жертв политических репрессий, несправедливость решений суда и т. п., поэтому критически важно предоставлять им тщательно проверенную информацию о случаях, чтобы не подкреплять недоверие.
Хуже информированные граждане не всегда прослеживают связь между жизнью, моралью, деятельностью человека и вменённым наказанием. Дополнительный контекст помогает повлиять на восприятие истории и подчеркнуть, кто именно и за что страдает. Можно включать следующие компоненты:

a. Жизненные обстоятельства до приговора, причину преследования, «жизненную правду» репрессированного и его/её понимание справедливости.

b. Возможность соотнестись с сюжетом: такой же учитель, такая же мать, такая же история, как в вашей семье в прошлом.

c. Последствия приговора не только для человека, но и для косвенно пострадавших: возросших рисках, потерях семьи и пр.

d. Адекватность протеста, за который дают наказание: в декорациях мирной жизни для кого-то уже идёт гражданская война, и их действия укладываются в эту логику.

e. Неадекватность приговора: жестокость наказания не соответствует обычным отечественным или мировым стандартам правоприменения.
Важно освещать не только задержания и приговоры, но и победы справедливости — даже в частностях, если не было полной победы в суде. Это может быть информация о восстановлении справедливости после преследования, и даже о «возмездии». Также важно показывать случаи «неудавшихся» репрессий, когда преследования не добиваются своей цели запугать и лишить людей способности к действию.
Использовать слова, которые не вызывают сопротивления у невовлечённой аудитории, и/или объяснять, как спорные слова можно воспринимать. Большее внимание необходимо к употреблению следующих терминов:

● «Экстремистская организация», «терроризм», «нежелательная организация» — они могут создавать ощущение небезопасности от фигурантов дела и справедливости наказания как у хуже информированных, так и у хорошо информированных граждан.

● Термин «репрессии» имеет устойчивую ассоциацию со сталинскими репрессиями, поэтому может не подходить хуже информированным гражданам для понимания политических преследований сегодня. Можно попробовать показать единство механизмов, направленных на поддержание страха и подавление протеста, и то, как современные репрессируемые переживают те же последствия, что и пострадавшие от сталинских репрессий: разрушение социальных связей, ограничения в работе, проблемы с физическим и ментальным здоровьем и пр.

● «Наказание за протест» — такой термин также будет понятен, особенно для ценящих право на протест.

● «Наказание за убеждения» — ещё один вариант термина, акцентирующий внимание на твёрдости характера и смелости преследуемых.

● «Политическое преследование» — термин более мягкий по сравнению с «репрессиями» для экспертов (например, активист, получивший угрозы и вынужденный выехать из страны, может применить к своей ситуации «политическое преследование», но не «репрессии»), однако широкой аудиторией может восприниматься как нечто, связанное исключительно с политической деятельностью в узком смысле.

● «Нарушение международной конвенции», «неправомерный антиэкстремизм» и т. п. могут лучше восприниматься экспертами и специалистами в области правозащиты.
Объяснять, почему и законодательство, и практики правоприменения могут считаться репрессивными. Ставить под вопрос доверие суду, судебной системе, следователям.
Объяснять, что есть статьи, применение которых в большинстве случаев можно считывать как политические репрессии (о дискредитации армии, о терроризме и экстремизме, о нежелательности и пр.), но не только они могут таковыми служить (также о педофилии, о наркотиках и пр.). Объяснять, что правоохранительные органы могут фальсифицировать уголовные и административные дела для политического преследования, т. е. масштаб репрессий в целом выше, чем по сугубо политическим статьям.
Объяснять, какие формы может принимать гражданский и политический активизм и почему акт насилия можно счесть антивоенным высказыванием, а принадлежность к конкретной группе — основанием для политического преследования.
Поощрять гражданскую сознательность и вынесение суждений о процессах и событиях, связанных с политикой и гражданским обществом. Демократизировать эти обсуждения, чтобы снижать страх не-экспертности.
Поощрять гражданское просвещение на уровне повседневной жизни — распространение информации среди родственников и друзей, которые не читают новости или не читают независимые СМИ.
Формировать чувство сопричастности и вовлечённости, показывать как то, что происходит «у них там в Бакале» касается всех нас.
Рассказывать о тех, кто занимается гражданским активизмом: их много или мало? Они похожи на меня, на него?
Обсуждать варианты этических позиций на исторических сюжетах, российских и международных. С одной стороны, это уже широко распространённая практика, с другой стороны, она позволяет держаться на комфортной дистанции от сегодняшних слишком тяжело переживаемых новостей о репрессиях.
Многие сопереживают случаям, где репрессированы «неудобные» люди — уволена честная врач из поликлиники, снят с должности открыто говорящий с жителями города мэр. Это ближайший аналог политических репрессий для некоторых хуже информированных людей — такой сюжет можно использовать для разговора о природе репрессий.

методология

Исследование имеет качественный дизайн: были проведены 30 глубинных интервью. Информантов в интервью мы условно разделили на три категории:

Эксперты — правозащитники и журналисты, люди, которые борются с репрессиями, концептуализируют их и влияют на публичный дискурс;
Хорошо информированные граждане — граждане, чья деятельность не связана с концептуализацией репрессий, но кто ведёт деятельность в политическом поле и с большой вероятностью как-то относятся к политическим событиям и новостям;
Хуже информированные граждане — люди, которые не работают с темой политических репрессий и с большой вероятностью не читают о них.

Интервью с экспертами позволило нам изучить представления и действия акторов, влияющих на состояние репрессивного поля в России. Интервью с хорошо информированными и хуже информированными гражданами — представления о способах мышления, субъективном опыте переживания получения информации о репрессиях и гражданском активизме.

Отбор экспертов и хорошо информированных граждан производился на основании принадлежности к правозащитной организации или медиапроекту, сферы работы, экспертизы в теме репрессий или их восприятия. Рекрутинг осуществлялся с опорой на собственные контакты исследователей, помощь правозащитных организаций и технику снежного кома — способ рекрутинга участников исследования, который подразумевает, что респонденты помогают исследователям с поиском других респондентов. Техника особенно эффективна для поиска информантов в закрытых, небольших сообществах.

Вопросы касались собственных и организационных определений и пониманий репрессий (в т.ч. на реальных примерах), представлений о своих аудиториях и стратегиях того, как подходить к решению проблемы репрессий. С хорошо информированными гражданами также обсуждались кейсы.

Использовалось 5 кейсов преследований, отобранных совместно с командой ОВД-Инфо по мотивам преследования (религиозная/политическая идентичность, экстремизм, насильственные действия) и степени преследования (уголовная, административная ответственность, внесудебное преследование). Кейсы были сформулированы в жанре короткой новостной сводки о следующих сюжетах:
1. Штраф за пост о мобилизации.

2. Дело Юрия Дмитриева.

3. Поджог военкомата.

4. Дело членов Свидетелей Иеговы.

5. Увольнение полицейской в связи с активностью в соцсетях.

Отбор хуже информированных граждан также проходил через личные контакты и метод снежного кома, но центральными факторами при отборе были медиапотребление (отсутствие новостного/аналитического контента или чтение более консервативных ресурсов) и удалённость от столичных регионов. Вопросы касались биографической траектории и активисткой деятельности, осведомлённости и представлений о репрессиях, восприятия информации о репрессиях на примере оценки кейсов.

представления о репрессиях и политических преследованиях в России